Город Бологое
Тверская область
Тверская область
№38 от 19 сентября 2018 года
Несостоявшееся рукопожатие
В школу! В армию! В страну заморскую! Еще куда-то. Такие жизненные вехи вызывают настолько сильные эмоциональные чувства, что первое соприкосновение с ними, ожидание их, безусловно, остается в памяти на всю жизнь.
Мне было семь лет, и я собирался в школу. В стираной-перестираной майчонке, с облупившейся кожицей на плечах, босого, между огуречными грядками меня нашел папа. Именно в огороде и между грядками. Но почему он за мной пришел, а не окликнул, как обычно?
В самом конце месяца августа сельская учительница Надежда Николаевна почитала своей обязанностью прийти в каждый дом к новому ученику, загодя познакомиться со своим будущим воспитанником, подарить ему новенькие учебники, пожелать успехов в учении и пригласить в школу.
- Сынок, к тебе учительница пришла. Пора в школу собираться, - услышал над собой я родной голос. - Пойдем, познакомимся.
От охватившего волнения я не мог идти прямо. Ноги заносило то на один край грядки, то на другой.
Папа шел впереди. Огромная для меня фигура, которую я боготворил и выполнял любые его команды. Авторитет отца для детей в этом возрасте безграничен, поэтому безоговорочно посчитал предстоящую встречу очень важной. Ведь папа пришел за мной, как за взрослым, и ведет на серьезную беседу. Я решил, что мое поведение теперь не должно быть легкомысленным. Например, теперь нельзя мне будет скакать на одной ноге, как и взрослому, или беспечно перепрыгивать канавы с водой.
Жили после войны мы не в землянке, нет. Их в нашей деревне со странным названием Мысс, именно Мысс, с двумя «с» на конце, оставалось всего две. И в них уютно разместились многодетные семьи. В одной, на краю деревни, жил Генка Рюриков с родителями и многочисленными братьями. Генка носил знаменитую фамилию основателей государства нашего Российского, князей Рюриковичей. Может, он был даже потомком великого княжеского рода, но со временем обедневшего? Впрочем, мы об этом в то время не задумывались - ни мы, друзья Генки, ни сами носители знаменитой фамилии.
В другой землянке, тоже на окраине, жили дядя Сеня и тетя Катя Малышевы. И у них тоже было много детей. Я любил приходить к ним в гости и сидеть на лавке. Дядя Сеня тоже любил нас, детвору. У дяди Сени была важная работа. Он каждый день на колхозной лошади приезжал в поле, где доярки в полдень доили колхозных коров. Погрузив на телегу теплые молочные бидоны с парным молоком, дядя Сеня отвозил их на ферму, от которой уже колхозная же машина ГАЗ-51 увозила бидоны в Псков на молокозавод.
Потом, когда мы пойдем в школу, дядя Сеня великодушно будет разрешать нам подсаживаться в телегу, чтобы подвезти нас «попутным» рейсом до начальной школы. За это мы любили дядю Сеню, а он любил нас. Он почти круглый год носил на голове зимнюю шапку, треух, отчего, как мы считали, был похож на деда Мазая из доброго стихотворения Н.А. Некрасова. Дед Мазай спасал зайцев в половодье. А мы тогда, в послевоенное время, ничем не отличались от зайчат, но сидели не в лодке, а в большой колхозной телеге. Славное было детство.
Мы жили в клети. У всех в деревне были клети. Только два или три деревянных дома стояли на всю деревню, и те построены год-два назад соседями. Наш дом, тоже свежесрубленный, красовался на пепелище сгоревшего пятистенка. И мы вот-вот собирались в него переехать.
Клеть - это каменный дом из местного известняка, добываемого прямо в задеревенских карьерах. Из них сложены многочисленные дворы, конюшни, кладовые. Каждое подворье имело такую постройку, именуемую на Псковщине клетью.
В войну все было сожжено. Ни единого деревянного строения не осталось в деревне, ни одной соломенной крыши над клетьми не сохранилось. Только желто-коричневые кубы стен бывших домов-клетей, что остались на пепелищах, да кривые яблони в садах обозначали теперь человеческие поселения.
Крышу из камыша или соломы навести не составляло особого труда. Русские печи с трубами даже в пожар не сгорали. И стояли они на местах, как церковные колоколенки, до последнего ожидая хозяев, безмолвно охраняя свою землю, даже в окружении врагов.
Все видели кадры послевоенной хроники, в которых вернувшиеся на пепелища русские женщины, а большинство из них были вдовами с малыми детьми, первым делом приводили в порядок родимую печечку, растопляли ее дровами, радуясь встрече с родным очагом. В печи варили щи, пекли ржаные хлебы. Печь согревала собою людей, вселяла жизнь. И деревня вмиг, как воздушный шарик на ветру, оживала буйной своей жизнью.
Так под соломенными крышами появились мы, «послевоенное поколение». Послевоенное потому, что было «довоенное». Из рассказов родителей и соседей я знал, что были у меня два братика 35-го и вроде 37-го годов рождения, но оба умерли в войну в землянках. Не выжили! Снег. Голод. А вот сестренку, малолетнюю Нину, 41-го года, мать выходила. Четыре месяца ей было, когда война началась. И отец на войне. Каково на руках с тремя, да с престарелыми родителями? Вот все и легли. Не дожил мой дед до Победы каких-то полгода, да и братьям не суждено было выжить.
Так мама одна с дочкой и встретила отца с войны. А ну, каково остаться без первенцев? Кто это поймет? Даже через пятьдесят лет? Через полвека. Да, впрочем, все понимают. Нет у нас непонимающих людей. Тем и славится наша Русь родимая. Пониманием.
После войны массовое рождение детей было названо демографическим взрывом. Вспомните хорошенько, кто постарше. Почитайте статистику, кто помладше. И опять же вопрос: почему?
Все было сожжено, разрушено. Голод и холод ожидал каждого пришедшего с войны. А они детей принялись рожать! Потому как ликование было у всех. Гордостью Великой Победы полнились души каждого человека. Фронтовика и ребенка. И верой в будущее. Счастливое непременно. Оттого и наверстывали отнятое войной. Догоняли то, что, казалось, ушло безвозвратно.
Зазвенели детскими голосами сороковые послевоенные годы. Может, и был, говорят, голод в сорок седьмом, да я не помню. А по разговорам стариков незаметно, чтобы его проклинали как голодный. Как трудный - да, было. Как неурожайный - да. Но что значит «трудный», когда войну одолели? Мирное небо над головой. Трудись только, и тебе не страшны ни голод, ни разруха. Все нипочем. И вся история в твоих руках.
Важность и историчность времени были настолько очевидны, что с момента рождения и обретения хоть какого-то разума человек просто не мыслил безответственного отношения к труду или неряшливости в жизни. Он с воздухом, еще пахнущим войной, с глотком молока матери, вынесшей всю тяжесть войны на своих плечах, иного, как серьезного, отношения к жизни и не получал.
- Когда войдешь, поздоровайся, - наклонился над моим ухом папа.
Это было сказано за один шаг до двери так неожиданно, как если бы мне в десятый раз напомнили, что завтра вновь наступит утро. Конечно, я собирался сказать «здрасьте», как и всем проходящим на улице взрослым. Но я видел, как при встречах люди здороваются по-другому. Подают друг другу руки и зачем-то жмут их. Иногда долго. Иногда не очень. Какая-то важность, заложенная в этот жест, для меня была очевидна. Однако что он означает, мне было неизвестно.
Здесь же предстояла несомненно важная встреча. Ведь меня ожидала уважаемая на всю округу учительница. Даже маленький я знал, что зовут ее Надежда Николаевна, что живет она в соседней деревне Русилово. В школу ходит через нашу деревню Мысс, преодолевая как бы два перехода. Сначала «до нас», потом «за нас». Расстояния были не великими, но и не маленькими. «До нас» километра три по лесу и совершенно непроходимой заболоченной дороге. Где ни одна машина не проезжала даже летом. Кое-как пробирались на лошадях редкие путники, да и то по брюхо искупав бедолаг в трясине.
После нашей деревни было еще с километр до школы в деревне с многозначительным названием Тупицы. Через Тупицы проходила уже «шоссейка», «большак», который выводил на город Псков. Между нашими деревнями была еще одна дорога. Бывшая железная, уходившая на север в Гдов и далее на Ленинград. На юге был древний Псков. Железную дорогу немцы разрушили при отступлении. Они специально построили для этой варварской цели мощный крюк, отдаленно напоминающий крестьянский плуг.
Крюк-разрушитель заглубили под шпалы посередине между рельсами. Перед крюком поставили паровоз. Паровоз в последнем для него рейсе тянул крюк, разламывая шпалы пополам, после чего по железной дороге нельзя было уже проехать. Железная дорога умирала. Так в войну были разрушены немцами сотни и тысячи километров железных дорог. У нас, по верху оставшейся насыпи со временем стали ездить на лошадях и автомобилях.
Крюк-разрушитель заглубили под шпалы посередине между рельсами. Перед крюком поставили паровоз. Паровоз в последнем для него рейсе тянул крюк, разламывая шпалы пополам, после чего по железной дороге нельзя было уже проехать. Железная дорога умирала. Так в войну были разрушены немцами сотни и тысячи километров железных дорог. У нас, по верху оставшейся насыпи со временем стали ездить на лошадях и автомобилях.
Таким образом, моя будущая учительница Надежда Николаевна и «отмеряла» пешком туда-сюда ежедневно километры в послевоенные годы, чтобы научить ребятишек первым слогам азбуки да арифметическому счету про ласточек. Помните, которых вначале сидело три на проводах и к которым потом прилетали еще две. Сколько будет теперь сидеть ласточек, дорогой читатель? Мы все тянули руки вверх, чтобы показать свои знания.
Я оробел от предстоящей встречи. Не потому, что боялся учительницы. Оробел от того, что папино напоминание воспринял буквально. Я понял его так, что впервые в жизни мне надо будет самому поздороваться со взрослым человеком. Не просто сказать «здрасьте», а сделать это почтительно, разумеется, за руку. Надо, выдержав солидность момента, подойти к учительнице и, как делают взрослые, протянуть руку, а не оставаться у двери, внимательно разглядывая пальцы своих босых ног.
Папа открыл дверь нашего жилья, входя в дом первым. Преодолевая робость и не желая казаться трусом, вбежал следом за ним и я.
Прямо напротив двери сидела моя учительница. Заплетенная коса поверх головы и другие волосы, откинутые до плеч. Классическая прическа военных и послевоенных лет. Белозубая улыбка. Украшающая лицо маленькая родинка на левой щеке. Прямой красивый нос. Белая сорочка с черной завязкой-бабочкой.
Строгость и теплота взгляда обезоружили меня. Захотелось подбежать, прижаться к этой красивой женщине как к родной маме, чтобы она ласково погладила меня по голове. Но мысль сверлило напоминание: поздоровайся.
Я не мог не исполнить отцовского наказа. Превозмогая стеснение, решительно направился к учительнице, успев протереть правую ладонь о штаны для предстоящего рукопожатия.
Моя ручонка от волнения стала влажной от пота. Как солдат на марше, уверенным шагом, по одной половице я пошел через комнату, чтобы протянуть руку для приветствия. Моя стриженая головенка тряслась от топота босых ног. Штаны, кончавшиеся где-то у щиколоток, трепыхались от решительной походки.
Когда до учительницы оставался один метр и полмгновения до протягивания руки, Надежда Николаевна, как можно приветливее сощурив глаза, от которых расходились мягкие лучики к вискам, наклонилась ко мне, в улыбке обнажая ослепительно белые ровные зубы:
- Ну?!
Она каким-то особо мягким, грудным голосом остановила мой поход. Я завис на одной ноге в недоумении, рассматривая доброе лицо широко раскрытыми глазами, безмолвно восхищаясь красотой молодой учительницы. Готовый повиноваться любому ее слову, любому движению руки, не понимал, что произошло. Что неправильно сделал?
- Ну?!
Повторно донеслось до моего сознания.
Вкладывая в тон голоса все тепло встречи, не желая обижать ребенка первым замечанием, Надежда Николаевна еще ближе склонилась ко мне:
- А здрасьте где? - сказала она так мягко, что я потерял дар речи.
Как это «где здрасьте»? Я же еще не дошел одного шага! Я же еще не успел поднять руку, чтобы поздороваться. Я же… только что хотел… Мне даже папа об этом напомнил. И вот тебе, «где здрасьте»?
Мое лицо мгновенно залила краска, а глаза наполнились предательскими слезами. Я сгорал от стыда в метре от моей обворожительной учительницы.
Папа, успевший присесть в сторонке, добродушно-укоризненно смотрел на меня, не понимая, почему его сын так оконфузился даже после его напоминания.
Немая сцена длилась не более одной секунды. Многоопытная Надежда Николаевна умело разрядила ситуацию. Она неожиданно похвалила меня за то, что я вырос «такой большой», за то, что я теперь буду ходить в школу. На память о встрече подарила мне две великие и, как мне показалось, огромные книги - «Букварь» и «Арифметику». На одной были нарисованы смеющиеся дети на фоне кремлевских башен, на другой прямые линеечки, образующие клетки с красивыми цифрами внутри этих клеточек.
Я млел от полученных подарков. Папа радовался, что уже второй послевоенный сын его идет в школу. А через пару лет и третий, Коля, получит такой же «Букварь». Старший Боря пойдет в четвертый, а довоенная Нина так и вовсе закончит семилетку.
Я пошел в школу. Научился здороваться. К Новому году за хорошую учебу мне в кульке с карамелью подарили носки. Такие простенькие, тоненькие носочки. Коричневые. В то время с уже придуманной резиночкой наверху.
Много после этого в моей жизни было событий и встреч. Но то несостоявшееся рукопожатие и носочки к Новому году запомнились на всю жизнь.
Моя первая учительница! Надежда Николаевна. Она давно покоится на нашем сельском кладбище. Недалеко могилки и моих незабвенных родителей. Моих первых учителей. Мир вашему праху.
И только постоянно сверлит сознание одна беспокойная мысль, как бы мне доброту вашу к людям и ученье ваше дальше продолжить - в делах людских и детях своих…
Не уронить того, что вы мне передали.
Анатолий Иванов,
Псков - Москва
Автор публикации, анатолий Иванович Иванов, - Почетный ветеран железнодорожного транспорта ОАО «РЖД» проживает в столице, возглавляет Правление Тверского землячества в Москве.
С Бологое судьба связала Иванова А.А. почти сорок лет назад. Тогда его, инженера путей сообщения, назначили начальником Путевой машинной станции (ПМС-82), доверив производство капитального ремонта пути на главном ходу Ленинград-Москва. Коллектив рабочих, механизаторов, инженеров внес значительный вклад в подготовку пути для открытия скоростного движения (тогда был запущен первый отечественный скоростной поезд ЭР-200).
В конце 80-х Анатолий Иванов назначен начальником Бологовской дистанции пути, затем был избран первым секретарем Бологовского ГК КПСС.
Другие новости по теме:
Количество просмотров: 1174
|
Информационно-аналитический еженедельник
г. Бологое, ул. Гагарина, д. 4
телефон: : 8 (48238) 2-30-14
mail: pvdbologoe@mail.ru
© 2013—2024. Разработано в Студии Интернет-проектов Konceptum.pro | Администрирование и поддержка сайта: Авдеев М.А.